Заметив в женщине печаль,
Каприз, возникший невзначай,
Не стоит холить и лелеять.
То, отчего грустит она
И слезы льет, – тебе не скажет.
Тут вовсе не твоя вина,
И не ее, быть может, даже.
Она пытается понять, -
Отсюда слез так много льется, -
Как тобой можно управлять,
И почему не удается.
Она желает, чтоб ты был
В ее руках марионеткой,
Чтоб о себе ты позабыл
И стал послушным, милым деткой.
Коль часто думы мы свои
Своим подругам доверяем,
Открыты средь полночной тьмы,
Открыв себя, себя теряем.
Потом мы бесимся, они ж,
Познав однажды откровенность,
Стремятся к ней, и только лишь
Ты скажешь: “ Нет!” – возникнет ревность:
- Ах! Почему ты не такой,
Каким тебя я повстречала?
А ты в ответ: “ Да, был другой!
Не начинать же все сначала?!"
Но не утешится она,
И чтобы ты был неутешен,
Чтоб чашу осушить до дна,
Тихонько вспомнит, в чем ты грешен.
Все перечислит, не забыв,
Где, как и в чем ты провинился,
И, завершая лейтмотив,
Потребует, чтоб повинился.
А ты, не чуя за собой
Ни подвигов, ни мыслей блудных,
Обняв, шепни ей: “ Бог со мной,
Пред ним покаюсь в день мой Судный!”
И если прозвучит “ прости “,
Прости ее великодушно,
А если скажет: “ Отпусти! “
То отпусти ее послушно.
В конце концов, она поймет,
Умом раскинув на досуге,
Что жизнь отрады не несет,
Когда все знаешь друг о друге.
25 июля 1997 г.